И даже небо было нашим - Паоло Джордано

которые я в последнее время привыкла подстригать сама кухонными ножницами. Вместо всего этого, я вышла из дому и уселась под навесом беседки. Лето уже было на исходе, вечер наступал внезапно, но еще полчаса или чуть больше закат заливал поля ярко-алым светом.

Скатерть с картой мира так выгорела на солнце, что верхний слой клеенки осыпался мелкими чешуйками. Только на отдельных участках можно было угадать, какого цвета они были изначально. Я потрогала отслоившуюся бледно-розовую чешуйку, на которой было написано: «Исландия». Дрейфующий кусочек материка.

7

Я проснулась от легкого толчка: самолет коснулся колесами посадочной полосы. У меня так затекла шея, что несколько секунд было трудно поворачивать голову. Я всеми силами старалась не заснуть во время полета, чтобы запомнить каждую мелочь, которая будет предшествовать моей встрече с Берном, но сонливость, изнеможение и пониженный уровень кислорода в салоне взяли надо мной верх. На трапе меня продул насквозь холодный и очень сухой ветер. Было уже далеко за полночь, а небо оставалось светлым, вдоль горизонта тянулась сияющая желтая полоска. Белые ночи: я должна была знать об этом, но почему-то представляла себе, что прилечу в Рейкьявик в кромешной тьме.

Я прошла в зал выдачи багажа. Магазины аэропорта были закрыты, решетки на витринах опущены. От тревоги и неизвестности моя походка стала легкой: похожее состояние бывало у меня, когда я после долгого отсутствия возвращалась к родителям в Турин. Боязнь перемен, которые могли произойти, пока меня не было.

За хромированным ограждением стояли группы людей в ожидании прибывших пассажиров. Они были одеты как на горнолыжном курорте – в вязаных шапочках на головах; мне было дико на это смотреть, ведь я прибыла из тепла, из лета, которое забросило меня сюда. Я стала озираться в поисках Берна – при его привычке одеваться в черное его легко было бы заметить среди ярко одетой толпы, – не переставая идти вперед, чтобы со стороны не казалось, будто я заблудилась. Я искала его в первом ряду встречающих, потом в задних рядах, несколько раз я перехватывала устремленные на меня взгляды светло-голубых приветливых глаз: очевидно, эти люди, у которых в руках были таблички с именами, принимали за другую, ту, кого они ждали. Я искала Берна в крошечном здании аэропорта, похожем на альпийскую хижину, но вместо него увидела Джулиану, стоявшую в стороне, у окна. Она меня заметила, но, по-видимому, ожидала того же с моей стороны, потому что, когда наши взгляды встретились, просто подняла руку – это не было приветствием, просто знаком «тебе сюда», – после чего сразу направилась к выходу.

Я догнала ее уже снаружи, у длинной стеклянной стены, за которой сияли вывески ослепительной белизны, и все кругом казалось идеально чистым, словно в воздухе не было ни пылинки.

– У тебя с собой только это? – спросила она, глядя на мою куртку.

– Она теплая, – соврала я.

Я долго изучала прогноз погоды в Рейкьявике, но не представляла, насколько здесь холоднее, чем в Специале. Из-за этого я почему-то ощутила жгучий стыд. На самом деле это чувство возникло у меня из-за присутствия Джулианы. Я хотела в свое оправдание сказать, что мне пришлось собираться очень быстро, но она отрезала:

– У меня кое-что есть в машине, я тебе дам.

Мы шли к какой-то неизвестной цели, пересекая по диагонали парковку; я с трудом поспевала за ней, на языке у меня вертелось столько вопросов (включая самый главный: где он?), но мы обе молчали, пока шли к машине, внедорожнику «Сузуки»: и когда Джулиана схватила мою сумку, чтобы положить в багажник, и при этом впервые коснулась моих пальцев (этого не хотели ни она, ни я), и когда она достала из своей сумки ветровку и сунула ее мне.

Мы проехали несколько километров по сказочного вида равнине, со светящимися лишайниками и лужицами какой-то жидкости, похожей на молоко. Джулиана заявила, что остаток ночи мы проведем в ближайшем поселке, Гриндавике, в пансионе. Ради этого придется сделать крюк, но небольшой. Это было единственное пристанище, которое ей удалось найти, потому что в Исландии сейчас пик туристического сезона. После чего она сказала:

– До места, куда нам нужно, сейчас ехать нет смысла, слишком далеко. Поедем рано утром.

Потом она спросила, поменяла ли я валюту в аэропорту.

– Нет, не успела.

– Обычно в пансионе берут евро, но по кошмарному курсу, – недовольно сказала она.

Джулиана стала меньше ростом. Возможно, так казалось из-за новой прически, стрижки «ежиком», как у мужчины, которая подчеркивала яйцевидную форму ее головы. Однако, поглядывая не нее искоса с соседнего сиденья, я убедилась, что и фигура у нее стала другой: она как будто усохла. Глядя на ее тонкие, нервные пальцы, сжимавшие руль, я представила себе, какое костлявое тело скрывается под утепленной красной курткой.

Мы въехали в поселок с аккуратными, чистенькими, похожими друг на друга домиками с фасадами из листового металла разных цветов, напоминающего пластик. Гриндавик. Казалось, его построили за одну ночь. Подальше, за таким же опрятным и ухоженным портом, виднелась эмалевая гладь моря. В пансионе нас встретил парень с очень светлыми волосами. «Встретил» – это большое преувеличение, потому что он сделал ксерокопии наших документов, поменял мне деньги и выдал нам один ключ на двоих, не переставая смотреть по своему айпаду какой-то черно-белый фильм. Джулиана сказала ему что-то на языке, который не был английским, но на котором, похоже, она свободно объяснялась. Я спросила, выучила ли она исландский.

– Только необходимый минимум, чтоб выжить, – ответила она.

– Давно ты здесь?

Ей пришлось повозиться с магнитным замком, который словно не узнавал ключ.

– Мы здесь около года.

Комната оказалась крошечная, со стенами, обшитыми деревянными панелями. Запах в ней был какой-то химический, я не разобрала, какой именно, но пахло, по-видимому, от ковра на полу. Кровать в этом номере на двоих была узка даже для одного. А ванная, как сказала Джулиана, здесь общая. Она пошла туда первой и вернулась очень быстро. Я почистила зубы, ополоснула лицо и собралась принять душ, но передумала: запачканная чем-то черным занавеска провисала, ее нижний край мокнул в поддоне. Я надела пижаму (летнюю, как и остальные вещи, которые я собрала так поспешно и так неосмотрительно) и вернулась в номер. Джулиана сняла только куртку и туфли, бросив то и другое на ковер, и легла на кровать со стороны окна спиной ко мне и подобрав колени. Она лежала неподвижно, словно уже заснула.

Я помолчала, боясь разбудить ее, но потом все же решилась ее спросить:

– Куда мы завтра поедем?

– В Лофтхеллир, – ответила она, не поворачиваясь ко мне.

– Что это?